Навигация по сайтуНавигация по сайту

Почему я не люблю собственного ребенка?

Считается, что мать никогда не должна так говорить, но вот: «Я никогда не любила своего ребенка».

Пока я росла, я надеялась, что когда-то у меня появится дочь, и ее образ так и стоял у меня перед глазами: живая, храбрая, смышленая до безумия, уверенная в себе, душа любой компании. А в итоге получилось с точностью до наоборот. Софи родилась слабенькой и худенькой. Она плохо сосала грудь, а плакала так громко, что ее рвало каждый день. Научившись ходить, она не потеряла своих странностей. Она избегала смотреть в глаза, а услышав звук рвущейся бумаги, кричала как резаная. Вместо того, чтобы малевать мелками, она раскладывала их в линеечку у края листа. Она не раз забиралась на детскую горку, чтобы потом умолять помочь ей слезть. Она не могла – или не хотела – отвечать на прямые вопросы. У нее не было друзей. Казалось, нормальная жизнь дается ей нелегко. Это разбивало мне сердце.  

Как вы наверно могли догадаться, я чувствовала вину за то, что меня буквально воротило от собственного ребенка. А кто бы не чувствовал? Но, честно говоря, собственный стыд перевешивало огромное чувство разочарования. Где та священная связь между матерью и дочкой, в которую заставили меня поверить каждая прочитанная мною книга, просмотренный фильм, каждая семья?

Когда Софи было 18 месяцев, мы поехали навестить мою сестру, которая сейчас стала психологом, и та ни с того ни с сего сказала: «Знаешь, Софи немного странная». Я переспросила, что она хотела этим сказать. «Да просто, она как будто того». Это замечание расстроило меня, но лишь подтвердило подозрения о том, что у нее расстройство аутического спектра. Я поговорила с директором ее яслей, а также записала ее на тестирование. Оба подтвердили – с ней все в порядке. Я нашла детского невролога, но когда та отправила мне больничную карточку для заполнения, я поняла, что я не могу написать никаких физических симптомов в графе «причина обращения». Я отменила визит. Мой муж обвинял меня в том, что я пытаюсь найти у дочери какую-то несуществующую болезнь, но мне нужно было знать, почему развитие Софи не соответствует норме, не говоря уже о моих ожиданиях.

Мой муж, напротив, всегда души не чаял в Софи, принимая ее такой, какая она есть. Казалось, ему это не доставляло никакого труда. Вместо того, чтобы стискивать зубы при виде самых ее безумных выходок, он копировал их в преувеличенной манере, да так, что она покатывалась со смеху. Он и сам не выдерживал, и у обоих выступали слезы на глазах. Я завидую тому, как легко ему это дается.

Тут бы мне подумать, что это у меня не в порядке с материнским инстинктом, но когда родилась моя вторая дочь, та самая материнская любовь меня просто переполняла. Лила была именно тем ребенком, о котором я всегда мечтала: сильная, здоровая, с глазами, которые видят вас насквозь. Она прекрасно сосала молоко, все время смеялась и улыбалась. Рано начала говорить, и с тех пор, как встала на ноги, с легкостью находила себе повсюду друзей. Когда я ее обнимала, она обнимала меня в ответ, и я чувствовала, как наши два сердца бьются в унисон.

Вместе с тем, как Лили становилась все здоровее и крепче, Софи на ее фоне смотрелась еще более невыгодно. Да, я, как и все у меня в роду, небольшого роста, но Софи была не просто миниатюрной – крошечной, худой, бледной. Контраст между Лили и Софи был не только во внешности. Шестимесячная Лили заливалась смехом, пока мы с ней играли в «ку-ку», в то время как ее трехгодовалая сестра сидела на полу, бормоча себе под нос отрывки из мультиков и фильмов. Мы ей говорили: «Софи, давай с нами!», а она нам в ответ: «Смотрите, подсказка! Где? Вон там!» Я говорила, что в такие моменты в ней просыпается Человека дождя.

Дошло до того, что на любое действие Софи я смотрела как на величайший провал. На вечеринке по случаю ее дня рождения она ушла от игравших вместе детей, и я сказала: «Ну вот, опять! Опять она ведет себя как дикарка». Но другая мама сказала: «Софи занимается тем, что интересно ей. Ей не нужны эти дурацкие игрушки. Она умная девочка». Я-то смотрела на ребенка, как на замкнувшуюся в своем странном мирке по известным ей одной причинам малышку, совершенно неспособную вести себя нормально. Я понимала, что я к ней несправедлива, но не могла ничего с этим поделать.

Момент прозрения наступил, когда Софи было 4. Мы с ней пошли поиграть на площадку с моей лучшей подругой и ее дочкой. Я снова критиковала Софи, которая вместо того, чтобы рисовать ворсинками, водила по бумаге тупым концом кисти. И тут моя подруга повернулась ко мне и сказала: «Ты – её мать. Ты должна быть ее опорой, тем человеком, на которого она может положиться, как ни на кого другого, и на чью безусловную любовь и поддержку она всегда сможет рассчитывать». Я разрыдалась, потому что знала, что ее слова были справедливы. И глубоко внутри мне стало ужасно стыдно за то, как легко я предала собственную дочь. Я посмотрела на свое поведение со стороны, и мне стало противно от самой себя.

Моя подруга успокоила меня, но не стала съезжать с темы. «Что ты собираешься делать по этому поводу?» – спросила она. И я честно не знала ответа. Но через пару дней мы узнали о том, что в городе будет проходить воркшоп с практикующим психологом по названием «Как любить того ребенка, который есть у вас, а не того, о котором вы мечтали». Бинго! Я позвонила этому психологу, чтобы узнать, нельзя ли записаться на индивидуальные консультации. Так мы и сделали. С его подачи я набросала список из различных недостатков Софи:

  • Отличается неравномерностью развития (научившись ходить, она быстро выучила весь алфавит и могла считать до 60, но еле-еле связывала вместе три слова)
  • Делает себе больно, возможно, из чувства тревоги (раньше вырывала клоки волос, затем стала расчесывать кожу).
  • Не показывает своих желаний, а иногда и сама их не осознает (ее сверстники, когда проголодаются, скажут об этом полными предложениями, она же просто расплачется).
  • Пугается из-за высоких звуков (например, сигнала банкомата).
  • Больше любит играть одна (когда другие дети пытаются с ней поиграть, она их игнорирует, а если и соглашается присоединиться к ним, не понимает правил)


Она кивала, пока я перечисляла все свои беды, а я все сильнее воодушевлялась, ожидая, что мне вот-вот сообщат диагноз, который объяснит все странности Софи, и мы сможем приняться за лечение. Как бы не так. Она заметила, что я цепляюсь к слабым местам Софи, которая была очень чувствительной девочкой; я же скорее принадлежала к числу прямых и простых людей. Но я продолжала говорить себе, что с моим ребенком что-то не так. Почему никто этого не видит? Психолог, напротив, начала предлагать мне идеи того, как я могла бы сблизиться с дочерью. Я записывала.

Прежде всего, по словам психолога, мне следовало выписать собственные ожидания, связанные с Софи, чтобы я могла понять, реалистичны ли они или же недостижимы. До тех пор, пока я не перестану требовать от нее невозможного, каждый новый ее день был обречен на статус провального в моих глазах. Я объяснила, что мне бы хотелось, чтобы Софи научилась смотреть прямо в глаза.

«Для нее это слишком сложно», – сказал психолог, сверившись с моим списком. «Она чрезвычайно чувствительна – вы говорите шепотом, а для нее это – словно вы взяли громкоговоритель». Я поняла, что мечтала, чтобы Софи более общительной (она робкая), сдержанной (даже сейчас, когда ей 9 лет, она обожает котят и ангелочков), спокойной (она гиперчувствительна). Так вот, надо было забыть обо всем этом. Начать все заново. Мне нужно было перестать обращать внимание на то, чего Софи не хватает, и сконцентрироваться на том, какая она есть. Пару месяцев спустя, когда Софи нарисовала единорога на куске картона и сказала, что хочет сделать такие же приглашения на свой день рождение, я устояла перед желанием отправить рисунок в мусорный бак и разослать вместо этого гостям глянцевые открытки. Цветные копии радужного единорога Софи отправились в 45 домов, и они вызвали такой восторг, что я получила кучу хвалебных сообщений. Очко в пользу Софи.

И все же, день за днем отрекаться от своих ожиданий было нелегко. У меня появились опасения, не установила ли я слишком высокую планку из-за собственного воспитания? От меня, как от дочери местного политика, ожидалось, что я буду выступать ролевой моделью: подобающе одеваться, улыбаться и вести непринужденные разговоры обо всем и ни о чем, и, конечно, писать небольшие записочки-благодарности. И мне это давалось естественно. Моя мать любила повторять, что успех влечет за собой новый успех, и я взяла себя в руки. Почему Софи не могла этого сделать?

Я пыталась заглушить внутренний голос, который все так же твердил о том, что что-то было не так. Психолог посоветовала мне найти общий язык с Софи, попробовав сконцентрироваться на наших общих интересах. Хотя куклы меня не то что бы интересовали, я пообещала попробовать. Пару дней спустя я увидела, как Софи склонилась над каталогом косметики. Так, мы обе любим шампуни! Не самое здравое или финансово выгодное увлечение, но с чего-то же надо было начать. Я уселась рядом с ней и спросила: «Если бы ты могла купить одну вещь с каждой страницы, что бы ты выбрала?» Мы с сестрой в детстве часто играли в эту игру, и Софи мгновенно включилась. Жаль, что жизнь – не игра с каталогом.

Куда чаще Софи просто ползала на четвереньках, мяукая, заходясь криком, бормоча что-то на несуществующем языке, задавала бессмысленные вопросы (А что, если бы день был ночью, а ночь днем? Что, если бы летом шел снег? А если бы моя фамилия была бы Небраска?). И даже когда я пыталась ей помочь – повторяла вместе с ней движения из танцев, которые ей не удавались, и умоляла перестать есть козявки, я поступала так лишь потому, что хотела, чтобы она смогла прижиться в обществе, заслужить чужую любовь, и это было моей проблемой, а не ее. К сожалению, все мои усилия заставляли ее лишь больше тревожиться и сомневаться в себе. А я оставалась такой же злой и раздраженной. Почему мне было так сложно с собственной дочерью? Со временем я сжилась с этим чувством, но так никогда с ним не смирилась.

Затем, когда Софи было 7, неожиданное открытие потрясло нашу семью. По совету нашего педиатра, которую волновало отставание Софи в росте, ей пришлось сдать анализы на дефицит гормона роста, и диагноз подтвердился. С самого рождения болезнь причиняла ей неудобства во всех сферах жизни. Речь, моторика, социальная адаптация – словно у четырехлетнего ребенка. Да уж! Такого диагноза я не ожидала, но он многое прояснил. Гормон роста отвечает за бесчисленное множество процессов в организме; его недостаток у Софи объяснял все, начиная с наплывов плохого настроения и тревожного поведения и заканчивая сложностями в общении, птичьим аппетитом и неважным мышечным тонусом. Моей первой реакцией было чувство облегчения – диагноз, наконец-то! Затем пришла надежда – нам помогут. А после появилось осознание вины. Все это время Софи приходилось вести борьбу. Ее реальный возраст составлял 7 лет, но развитие остановилось на четырех: она была словно дошкольницей, которую заставили ходить во второй класс. Каждый день ей приходилось в одиночку справляться с ужасными сложностями, без матери, которая быв нее верила. Хуже того, я обижалась на Софи за то, что она меня так подводила, но на самом деле если здесь и была чья-то вина, то только моя. Я тут же пожалела о миллионе вещей, которые я зря сказала ей за все эти годы, и молилась, чтобы причиненный ущерб еще можно было компенсировать. Меня будто холодной водой окатили.

[]Когда мы с мужем осознали поставленный диагноз, я обнаружила, что стала куда мягче и терпимее относиться к Софи. Вместо того, чтобы бороться со своей дочерью, мы стали вместе бороться с болезнью. Мой муж проявлял умеренный оптимизм по отношению к лечению (которое заключалось в уколах гормона роста перед сном), но волновался из-за возможных побочных эффектов. В конце концов, он всегда принимал дочь такой. Постановка диагноза стала облегчением только для меня.

Не знаю, научилась ли я быть хорошей мамой для Софи – и что-то мне подсказывает, что еще нет – но моя девятилетняя малышка делает успехи. Уколы гормона роста принесли позитивные изменения, выходящие за пределы мерок килограммов и сантиметров. Софи состоит в местной сборной по гимнастике, сдает диктанты по правописанию на пятерки, гуляет с другими детьми и обожает загружать песни на iPod. Она стала смотреть в глаза и отвечать на прямые вопросы. Кажется, большую часть времени она искренне счастлива, хотя все еще иногда проявляет излишнюю тревожность, мяукает или вскрикивает. Иногда я смотрю на нее и ищу следы тех обид, которые я по ошибке причинила ей, но не нахожу их. Вместо этого она с разбегу запрыгивает мне на руки, крепкие ножки обхватывают мое туловище. Совпадают ли у нас мнения и вкусы? Почти никогда. Пытаюсь ли я, несмотря на это, каждый день ее поддерживать? Да, пытаюсь. В конце концов, я ее мама.

Опубликовано: 16.11.2016 в 19:55

Похожие статьи

Вперед Назад

Комментарии

Комментарии отсутствуют

Выберите себе хорошего специалиста!

Понравилось? Поделитесь с друзьями или разместите у себя: